Доступ к записи ограничен
"Возвращение Беортнота, сына Беортхельма" стоит отдельно среди работ Толкина. Это пьеса, основанная на древнеанглийской поэме неизвестного автора "Битва при Мэлдоне". Согласно историческим сведениям, викинги высадились на острове реки Блэкуотер и могли добраться до берега только по узкой косе, появлявшейся на несколько часов во время отлива. Викинги, находившиеся на острове не вступали в бой, так как не решались незащищёнными под англосаксонскими стрелами и копьями переправляться через реку. Они попросили у Беортнота возможности биться на равных. И Беортнот разрешил им добраться до берега. Викинги победили, разбив англичан и убив Беортнота.
По мнению Толкина, поэма содержит отнюдь не скрытую критику стремления к чести и славе, которое неотъемлемо от нордической концепции мужества. Эта доблесть, как он считал, никогда не предстаёт в своём чистом виде, но всегда оказывается омрачена примесью этого «менее благородного металла». (RBSB, стр. 62)
«Почему Беортнот поступил именно так? Несомненно, из-за изъяна в его характере. Однако этот характер, смею предположить, был сформирован не только природой, но и «аристократической традицией», бережно хранимой, словно в храме, в рассказах и стихах поэтов, ныне утраченных, от которых до нас дошли лишь едва уловимые отголоски. Беортнот был скорее рыцарственным, нежели строго героическим; честь была для него самоцелью, и он гнался за ней, рискуя бросить свой «heorthverod» — самых дорогих ему людей — в поистине героическую ситуацию, которую они могли почтить лишь ценой своей жизни. Возможно, это было великолепно, но, безусловно, ошибочно; слишком безумно, чтобы быть героическим, и безумие, которое Беорхтнот, в любом случае, не смог искупить полностью даже своей смертью». (RBSB, стр. 76)
Беортнот желал быть достойным героев поэм, то есть соответствовать тому самому идеалу героизма, что воспевался в эпической поэзии. Именно это стремление увело его от прямого долга перед своими подчинёнными и своим народом.
Затем Толкин обращается к событиям на Балаклаве, где в ходе Крымской войны 1854 года, из-за недоразумения между британским верховным командованием и полевыми полками, английская лёгкая кавалерия была брошена в самоубийственную атаку на русские артиллерийские позиции.
Те же самые мотивы, что мы обнаружили на равнине Мэлдон, спустя девять веков вновь проявились на равнине Балаклавы, подталкивая к столь же тщетному героизму и вдохновляя поэта.
Этой последней отсылкой Толкин предельно ясно даёт нам понять: нордическая теория мужества, чрезмерная рыцарственность, которую она несёт в себе, и её возвеличивание через поэзию — это не просто вопросы, оставшиеся в античном и средневековом мире. Они продолжают действовать, вновь и вновь возникая на протяжении истории, даже совсем недавней. Толкин не понаслышке знал об этом.
Если мы также вспомним о времени, когда Толкин, будучи академиком, работал над «Битвой при Мэлдоне» и другими англосаксонскими поэмами — это 1930-е годы — и о том, что тогда происходило в Германии, мы сможем уловить ещё один нюанс его размышлений. Гитлер и его солдаты строили Третий рейх, опираясь именно на возрождение и прославление нордического героического духа, а также германского фюрерпринципа, который отождествлял судьбу народа с судьбой вождя. В глазах Толкина именно эпизод из Мэлдона наглядно демонстрировал, к какой катастрофе можно прийти, если вождь готов следовать своим грёзам о славе до крайнего самопожертвования и жертвовать всеми, кто его любил. Вторая мировая война и трагический финал нацистской Германии лишь подтвердили это его убеждение.
Таким образом, филологические изыскания Толкина обнаруживают культурный мотив, глубоко связанный с духом времени и мировоззрением, даже в большей степени, нежели с чисто лингвистическим анализом.
Во второй части двоим слугам, Тортхельму и Тидвальду, монахами аббатства Эли, поручено найти тело Беортнота. Тортхельм - юный романтик, сын менестреля, любящий древние героические песни, в то время как Тидвальд, старый крестьянин, больше полагается на здравый смысл.
«Его гордыня была чрезмерна, она его и предала; хвалят отвагу погибшего графа. Он пропустил их, зайдя так далеко, лишь бы создать материал для величественных песен. То было тщеславное благородство. Не стоило так поступать: останавливать лучников, вновь открывать мост, сталкивая лицом к лицу немногих против многих! Он бросил вызов судьбе, за то и поплатился смертью». (RBSB, стр. 54)
Тидвальд произносит эту прямую критику. Помимо этого, в его словах звучит глубокое человеческое понимание ветерана по отношению к тем, кто бежал с поля боя. Когда молодой менестрель заявляет, что будь он на поле, он, несомненно, выбрал бы смерть рядом со своим господином, старый Тидвальд возражает, что прежде чем говорить, следовало бы пережить подобное. Ведь никто не может заранее сказать, как он поведёт себя, оказавшись в самой гуще схватки, когда щит разбит, а враги наступают со всех сторон.
Это столкновение между идеологической пропагандой и суровым опытом, которое Толкин пережил на собственной шкуре в Первой мировой войне, когда разрыв между восприятием тех, кто оставался дома, и тех, кто был на фронте, оказался непреодолимым. Эта пропасть прекрасно иллюстрируется знаменитой поэмой, написанной в 1917 году солдатом-поэтом Уилфредом Оуэном, под названием «Dulce et decorum est», взятым из известного стиха Горация: «Dulce et decorum est pro patria mori» (сладостно и почётно умереть за Отечество):
О, если бы шагал ты за фургоном,
Где он лежал — притихшим, изнуренным,
И видел бы в мерцании зарниц,
Как вылезают бельма из глазниц,
И слышал бы через колесный скрип,
Как рвется из гортани смертный хрип,
Смердящий дух, горчащий, как бурьян,
От мерзких язв, кровоточащих ран —
Мой друг, ты не сказал бы никогда
Тем, кто охоч до ратного труда,
Мыслишку тривиальную одну:
Как смерть прекрасна за свою страну!
*Перевод Е. Лукина
То, что также отзывается в рассуждениях Толкина, — это выражение «desperate glory» (отчаянная слава). В милитаристской пропаганде достижение такой безнадёжной, отчаянной славы становится желанной целью, высшей наградой. Толкин, подобно Оуэну, обличает это извращение героизма, при котором истинная цель воина заключается не в наиболее эффективной защите своей страны, а в том, чтобы героически погибнуть в бою. И тем не менее, именно так герои попадают в поэмы.
Старый Тидвальд напоминает молодому менестрелю, что они оба христиане и несут тело Беортнота, а не Беовульфа. Хотя ночь и тьма окутывают их, через несколько часов наступит утро, и всё, что внушало страхи и героические видения Тортхельма, предстанет буквально в новом свете. Мёртвые тела превратятся в падаль; призраки данов обернутся обыкновенными английскими шакалами; крестьяне-воины снова вернутся на поля к своей нелёгкой работе. «Work and war» (труд и война) — вот судьба народа, «rough road» (тернистый путь) и «short rest» (короткий отдых). Какие уж тут красивые стихи о героях, павших в бою, и о мрачном конце!
Правда, говорит Тидвальд/Толкин, в том, что со смертью героев ровным счётом ничего не заканчивается. Жизнь продолжается для тех, кто остался, для тех, кто не мог позволить себе смерть, соответствующую поэтическим и идеологическим ожиданиям. И это жизнь, полная труда и невзгод.
Из книги "Il fabbro di Oxford", Wu Ming 4.
Невозможно оторваться.
Si consente la riproduzione parziale o totale dell'opera a uso personale dei lettori e la sua diffusione per via telematica, purché non a scopi commerciali e a condizione che questa dicitura sia riprodotta.
Доступ к записи ограничен
Привет, 2025.
У меня на тебя большие планы. Я знаю, ты будешь волшебным.
.
Мы сбегаем к морю, на мой маленький остров, где стало совсем тихо. Медовые дни осени с ближневосточным ветром, достигающим крошечного кусочка земли посреди моря. На любимых скалах спокойно и тепло, и мы ныряем в ласковую октябрьскую воду, прозрачную до самого дна. Она слегка обжигает, и через несколько секунд уже приятно обнимает тело, и можно смотреть на рыб, осьминогов у скал, и узнавать места, где прячутся большие ракушки. Мой любимый маяк Mangiabarche стоит вопреки всем волнам, любуется на временный покой и фиолетово-пурпурные скалы, и готовится устоять перед самыми сильными зимними ветрами maestrale.
В крошечной Cussorgia такая гладь, что можно перепутать небо с водой. Старые синие лодки джунки висят в розовых облаках.
А в Porto Scuso у старой tonnara так красиво, что не хочется уходить. Море штормит антрацитом, а на беленых стенах почти испанской тоннары лежит персиковый цвет солнца, вынырнувшего из темных облаков и подсвечивающий цветы и смягчающий тени. Крошечный пляж у изгиба скалы так и манит спуститься на светлый песок, чтобы утонуть в красоте этого момента.
.
Мы едим pane al pomodoro и pane alla cipolla, которые делают в местной пекарне. Берем их с собой везде. Традиционное блюдо местных рыбаков и мореходов особенно вкуснее на белых пустых пляжах Иглесиаса. По дороге в сторону Масуа и Порто Флавиа захватывает дух от красоты скал, остро, почти подобно пламенеющей готике, возносящимся к небу. Pan di Zucchero притягивает, чтобы проплыть через его две арки, это непременно к удаче. Остров открывается не всем, не сразу, и только вне сезона.
.
Non sappiamo mai chi ameremo, chi ci mettera' davanti il destino. E’ questa la meraviglia, la magia dell’amore.
.
E il nostro amore si e' fermato li', nel territorio del possibile, di quello che poteva essere e non e' stato. Di quello che forse potrebbe ancora essere, chissa'.
.
Le separazioni sono per chi ama con gli occhi, chi ama col cuore non si separa mai.
.
Quando ami qualcuno speri che anche lui ti ami allo stesso modo. Ti illudi che stiate provando gli stessi sentimenti, invece la verita' e' un’altra: non sai mai esattamente quello che c’e' nel suo cuore e non e' mai identico a quello che c’e' nel tuo.
.
Amore. Io non ho paura di questa parola. E tu? Ma perche' dici di odiare te stesso e anche me. Per quanto tempo vogliamo punirci ancora solo perche' altri lo hanno fatto? Quello di cui abbiamo bisogno e' un po' di coraggio. Be', io credo di averlo. Non ho paura di te. Accetto la tua sfida. Sono pronto. E tu?
.
Lo sapevi che in Giappone, quando si riparano le ceramiche rotte, non si nasconde il danno ma lo si sottolinea, riempiendo d’oro le linee di frattura? Perché credono che quando qualcosa ha subi'to un danno e ha una storia, diventi piu' bella.Riluci d’oro dove la vita ti ha scheggiato.
.
Quel giorno sul traghetto... seduti fuori mentre stavamo in silenzio.. sentivo il tuo respiro. La tua spalla che sfiorava la mia. Mentre mi avvicinavo alla macchina la prima sera, quando ti ho visto la prima volta, non avrei mai immaginato che succedesse. Poi il giorno dopo cosi', all'improvviso senza capire come.. che ci pensavo? Potresti essere l'uomo che ho sempre cercato. Ma non lo sarai. Non succedera'. Volevo dirtelo.
.
- Ho chiuso con i sentimenti, nessuna emozione, ne' amore o affetto. Credevo fosse cosi' per sempre. Ma da quando sono arrivato a Istanbul dopo tanti anni di assenza, da quando ho visto Neval, si e' risvegliata una emozione di cui avevo dimenticato che esistesse. Probabilmente non lo dovrei dire. Mi scusi.
- No, aspetti. Non c'e' bisogno che si scusi. Anch'io ho provato la stessa cosa. Mi sono innamorato di prima vista. In questo siamo pari. Ma tra noi c'e' una differenza. L'ho incontrata prima di lei.
(c) F. Ozpetek
(c) Dante
Доступ к записи ограничен
Мы скоро увидимся, в уютной тишине октября. Как знать, пожелтеют ли уже лимоны в моем садике.
Этот год проходит на острове, где есть старая средневековая башня с кошками на скалах над аквамариновым прозрачным морем с вдохновляющими записками "позволь себе быть счастливым"; уютный пляж с белыми скалами, излизанными морем; высоченными обрывами красно-черных скал и красивым маяком на крошечной скале посреди бушующего моря. И хоть его можно объехать за час, всегда находится что-то интересное, и совсем не хочется уезжать.
.
В апреле был наш островок и майский паром из Кальяри с потрясающим закатом в море. В июне - холодный Берлин, теплая и родная Валенсия, а потом - снова Сант'Антиоко. Как знать, что ждет впереди.
что у нас отнять уже, кроме речи?
так пускай запишет и подчеркнёт:
где мы расставались — там будут встречи;
лёд казался вечным, но треснет лёд
(с) Ок Мельникова
Она всегда очень тонко чувствовала. Маленькая, миниатюрная, но с сильным характером. Перед сном она всегда произносила заговор на непонятном языке, но он так успокаивал, и после этого так сладко спалось.
Они всегда спорили с дедушкой на татарском.
Я так его и не выучила, и не научилась её удивительной, необьяснимой для меня скептика способности видеть будущее по картам.
Прости, бабушка Бяхри. Прости, что не могу сейчас быть рядом. Ты всё ещё здесь, и мне хочется, чтобы ты знала:
Син миңа бик кадерле. Син безгә бик кирәк. Аллага тапшырдык. Мин сине яратам!
С момента, когда в середине сентября к нему домой громко стучали и отключили свет, и до вылета из России прошли самые страшные, самые темные сутки.
Я сама, кажется, все еще прихожу в себя.
Темное время, когда приходят забирать самых близких. У папы два высших образования, не служивший, за полтора года до достижения предельного возраста службы.
Нашумевшие поправки в УК РФ:
1. Введены статьи 352.1 "Добровольная сдача в плен" и 356.1 "Мародерство". Это не касается призываемых, даже подписавших повестку.
2. Ужесточили ст. 337 "Самовольное оставление части или места службы". Это тоже не касается людей, даже подписавших повестку. У них ни части, ни места службы нет.
3. Дополнили ст.332 "Неисполнение приказа". Опять же, не касается.
4. В общей части ввели "мобилизацию" для отягчающих обстоятельств. По статье об уклонении - максимум 2 года лишения свободы.
Мораль: не подписывать повестку, а если подписал - не являться. Пока ответственность за это минимальная.
Еще пугают статьей 338 "Дезертирство". Но в тексте статьи фигурирует только "военнослужащий", а не резервист. И "неявка на службу", а не "неявка на службу по призыву". Слова "призыв" там нет.
И еще важная информация: проверить, должны ли ваши близкие быть сняты с воинского учёта по возрасту можно здесь.
Смотреть вместе на розовые закаты, наслаждаясь холодным сухим зибиббо с ошеломляющим фруктовым букетом, рассказывать истории под звон цикад, купаться, готовить вкусности и просто быть вместе.
.
С тех пор, как я обзавелась маленькой квартирой у моря, до которого сто шагов, моё лето трудно представить по-другому.
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Закидали их елками, замесили их грязью
И пошли по домам — под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразью,
Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.
И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!
1917 г.
А. Вертинский
.
На следующее утро я пыталась осознать то, что произошло. Плакала от видео пустых улиц Киева под звуком сирен. Я никогда там не была, но плакала, потому что это страшно, ужасно, неправильно. Все надломилось.
.
Накрыло понимание, что еще долго не смогу обнять друзей, а бабушек и дедушку уже, наверное, никогда не обниму.
.
Следующие дни была гонка со временем. Только бы успели выехать родные. Только бы успели. Только бы успеть снять деньги. Как сделать визу племяшке. Как вытащить их из третьей страны. И никакого ощущения твердой почвы под ногами. Только маленькие камешки, на которых висишь на одной ноге.
.
Вчера немного отпустило. Пусть это не идеальный вариант, но они находятся в безопасной стране на легальных основаниях. Есть возможность выдохнуть и что-то придумать.
.
Господи, пусть мы что-нибудь придумаем. Пусть все получится.
.
Мой Франкфурт - это теплая встреча с А., большой зонт, прогулка вдоль реки и ужин в потрясающем мишленовском ресторане с панорамным видом на город. Так должны начинаться все путешествия.
.
Франкфурт - это разговоры, перетекающие от города, света, линий, к истории, и уводящие далеко. И от этого приятно и тепло.
Можно пить апфельвайн в каком-то старом баре в фахверковом доме с деревянными стенами, скамейками, музыкальным автоматом, шумными группами немцев, сигаретным дымом и девушками, ищущими компанию на ночь. В этом всем мы сидим за дальним изгибом барной стойки и, кажется, остаемся невидимыми.
Можно гулять среди небоскребов, задрав голову высоко вверх, и ловить геометрию пространства - иногда грубую, иногда плавную, иногда светлую, иногда мрачную. И всегда на фоне холодного синего неба.
Через несколько шагов можно оказаться на красивой площади со статуей Гёте, где только едва уловимый теплый оттенок плитки контрастирует с окружающим синим, удваивающемся в стеклах небоскребов. А еще дальше - удивительно красивая Рёмер, где кажется, что попадаешь в средневековую сказку. Она показывается во всей красе, сначала - в сером свете местной зимы, а чуть позже - в солнечном свете под пронзительно голубым небом.
За ней - шпиль кайзердома, где были избраны и коронованы десять императоров Священной Римской Империи. Святой Бартоломео, каким-то чудом переживший бомбардировки, когда город был сравнен с землей. Воспоминания старых лекций по истории права и государства. Здесь они оживают, в капелле, вместе с этими курфюрстами и гербами.
.
Мой Франкфурт - это встреча с одноклассницей, с которой мы не видились десять лет. Потрясающее чувство от таких встреч. И иногда мне не хочется говорить, а просто молчать и слушать, смотреть, как изменился человек, которого ты знал. Какое-то случайное кафе, где мы сидим в уголке у окна и болтаем, поедая вкусные торты. И нас не выгоняют до тех пор, пока официанты сами не уходят домой.
.
Мой Франкфурт - это вечерние прогулки, тихая воскресная ночная Рёмер, где за углом есть уютный винный бар с прекрасным выбором немецкого вина. И путь домой по красивому подвесному мосту с потрясающим видом на Майн.
.
Франкфурт - это почти бегом по раннему городу в шесть утра, чтобы успеть на автобус в старый маленький аэропорт. Из вещей - только рюкзак. Автобус, кажется, пересекает Германию, Рейн, где на холмах и полях лежит снег.
Прыгнуть в самолет, который перенесет через Альпы, где заканчиваются облака и начинается мое солнечное царство.
.
Иногда так важно вспомнить про себя. Спасибо Gabriel-Hound.
.
Новое здание ЕЦБ напоминает зловещую башню, что-то из современной архитектуры Мордора.