И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Он был ангелом уютной кофейни, в самом центре города, в небольшом переулке. Той, где пахло итальянским кофе и свежим хрустящим хлебом, где люди засиживались вечерами, вглядываясь в старые итальянские фильмы, черно-белые, на старом пректоре, а на столиках горели маленькие свечки. За окном люди спешили по своим делам, бежали по брусчатке и исчезали. На улице постепенно гасли огоньки окон, и почти пустой переулок погружался в вечер старого города. Горели лишь витрины дорогих магазинов и, казалось, даже манекены, наконец, позволяли себе немного расслабиться и не выглядели уже такими официальными.
Для нее, молоденькой девочки, он был богом, душой и хозяином этого мира, заботливым и внимательным. Он словно сорвался с книжных страниц и очутился в далекой и чуждой для него земле. И его маленький мирок был заключен в четырех стенах небольшого старинного дома, с винтовой лестницей, с парусником в центре, где находился бар, с маленькой цыеточной верандой, выходящей в тихую и почти никому не известную улочку, с крошечной итальянской машинкой у входа, почти игрушечной и улыбающейся.
Она всегда знала, когда его нет. Это чувствовалось, витало в воздухе, и становилось холоднее, яснее ощущался какой-то шум, резче разговаривали посетители, самые вкусные в мире десерты на светящейся витрине вращались механически, и уже не притягивали к себе взоры, а официанты, казалось, начинали чаще бить посуду.
И стоило только ему появиться, слегка улыбнуться, и начиналось волшебство. Всё возвращалось на свои места, официанты приветливо улыбались посетителям, которые влюблялись в это место, и снова и снова возвращались, чтобы очутиться в маленьком мире, так не похожем на город за стенами.
И вдруг, однажды, поздней осенью, этот волшебный мир исчез, и остался только старый дом, погрустневший. И машинка исчезла. А она почти не видела его с тех пор. Но только неизменно на редкие праздники заказывала у него по телефону самые вкусные на свете торты, а когда приезжала забирать их, ее всегда ожидал подарок.
Для нее, молоденькой девочки, он был богом, душой и хозяином этого мира, заботливым и внимательным. Он словно сорвался с книжных страниц и очутился в далекой и чуждой для него земле. И его маленький мирок был заключен в четырех стенах небольшого старинного дома, с винтовой лестницей, с парусником в центре, где находился бар, с маленькой цыеточной верандой, выходящей в тихую и почти никому не известную улочку, с крошечной итальянской машинкой у входа, почти игрушечной и улыбающейся.
Она всегда знала, когда его нет. Это чувствовалось, витало в воздухе, и становилось холоднее, яснее ощущался какой-то шум, резче разговаривали посетители, самые вкусные в мире десерты на светящейся витрине вращались механически, и уже не притягивали к себе взоры, а официанты, казалось, начинали чаще бить посуду.
И стоило только ему появиться, слегка улыбнуться, и начиналось волшебство. Всё возвращалось на свои места, официанты приветливо улыбались посетителям, которые влюблялись в это место, и снова и снова возвращались, чтобы очутиться в маленьком мире, так не похожем на город за стенами.
И вдруг, однажды, поздней осенью, этот волшебный мир исчез, и остался только старый дом, погрустневший. И машинка исчезла. А она почти не видела его с тех пор. Но только неизменно на редкие праздники заказывала у него по телефону самые вкусные на свете торты, а когда приезжала забирать их, ее всегда ожидал подарок.