И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Меня мучают воспоминания о лучшем в мире marmellata (варенье). Его делают там, где ужасно холодно, где бесконечные пространства перетекают в такую же бесконечность, ветры гладят пологие белые холмы, упираются в непроходимые даже для них таежные стены, налетают на скальные скульптуры и лица. Там, как нигде, чувствуется время. Оно ускользает жаркими сухими летними днями, и ведет свой отсчет от дня, когда созревает жимолость – длинная таежная ягода. Это время летит часто с северными ветрами, переносит частички льда с крайнего севера, преодолевает океан и студит северные широты вдоль всей великой реки, чтобы долететь до юга, ее истоков, и растеряться среди пологих холмов, бывших когда-то дном мирового океана. Летом эти холмы зеленеют, выгорают на жарком солнце, покрываются сушеным золотом к осени, и с середины лета здесь гуляет сухой травяной ветер, пряный, пьянящий и свежий, обнимающий и смягчающий линии древних камней на курганах. Дикая земляника созревает здесь тоже в середине лета, и среди пустых дорог, по краям которых суслики сидят, как статуи, напоминая о дикости этого края, отдает частички себя этому жаркому ветру, а потом он пролетает над озерами и набирает в себя соль, потому что в некоторых озерах ее так много, что можно плавать и читать книги. Эта соль высыхает белыми рисунками на коже и постепенно осыпается, чтобы попасть в ветер, в почву, и вернуться на свое место. Именно в середине и в конце лета местные жители собирают ягоду, пропитанную солнечными лучами, чтобы сохранить ее для белой хрустальной и сияющей зимы, спасаться от ее прозрачных глаз. Они не стремятся сохранять солнце, как у Брэдбери, потому что в их хрустальные зимы солнца предостаточно. Они умеют сохранять вкус летних ягод в больших банках, упрятанных в подпол. А местные ягоды словно созданы для такого процесса, и ничуть не противятся. В них нет больших и твердых косточек,как у южных плодов, и варенье получается самым лучшим на свете.
-
-
24.01.2012 в 11:19-
-
24.01.2012 в 11:24