Море прячется внутри, глубоко внутри, и вырывается наружу, стоит только прикоснуться кончиками пальцев к холодной пенной воде, плавно накатывающей на песок. Море также, как и внутри, ревет, разбивается о камни и скалы, превращаясь в брызги. Внешнее и внутреннее море соприкасаются в единственной точке, в которой слышно только шум волн, ветер, чувства становятся резче, острее, и в то же время спокойнее. В этой единственной точке бъется сердце.
...
Мой любимый город на скале до лета остается под надзором сотни человек, закрыты ставни, покинуты до весны отели, рестораны, бары, gelateria, yogurteria. Мы встречаем только три человека, гуляющих по lungomare. Один из них спешит исчезнуть, как только мы спускаемся по узкому проходу к морю. Оно подкрадывается к самым постройкам, спешит ревностно утащить всё, что находит, и выбросить на берег лишнее. Я – единственная, кто решается спуститься на песок. Мы с Дж. идем к скале, оставляя две дорожки следов. Стоит только подняться по лестнице и оглянуться, как следы исчезают, и кажется, что это был странный сумеречный сон.
Море зимой не ревет, стоит только прислушаться, как находится тончайшая мелодия. Свинцовое контрастное небо прячет заходящее солнце внутри. Лучи вырываются где-то над берегом, и оттеняют места, где небо дождем соприкасается с морем. Насыщенный серый становится кристальным аквамариновым, с белыми отливами бегущих хребтов волн, похожих на удивительных морских существ, и играющим с нежным серо-розовым оттенком заходящего солнца.
...
В кафе у моря двое завсегдатых болтают с хозяйкой, причитающей “Mamma mia, che onde! Che onde! Chissà che ci porteranno”. Она готовит вкуснейший горький горячий шоколад с амаретто. Теплые деревянные стены, столы и стулья, высокие и узкие окна, смотрящие на море. Сумерки сгущаются, и снаружи вода и небо превращаются в одно целое, облетевшие деревья стойко смотрят на волны, и начинают разгораться фонари.