И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Рим всю ночь заливает дождь, сильный октябрьский ливень, беспощадный ветер, который гнет сосны за окном и воет, затапливает станции метро, валит деревья. Утро приходит незаметно, низкие черные тучи не пропускают свет. Ветер внезапно распахивает огромное окно, но это меня совсем не пугает. Словно это какие-то знаки, какие-то чудеса... Когда на десять минут среди потопа выходит солнце - рождается моя Д.Р. и акушерка говорит "Запомни этот момент, твоя дочь родилась в момент, когда каким-то чудом вышло солнце. Это неспроста. Запомни и акушерку с редким именем Кварта". Смеется. Я смотрю в окно и вижу на соседней крыше аиста. Он горделиво гуляет по крыше и потом улетает. На моей груди лежит маленькое чудо и смотрит на меня. Я улыбаюсь, а по щекам Дж. текут слезы.
...
Роми решила родиться ровно в тот день, что Дж. предсказал за полтора месяца до родов, и этот день никак не совпадал с расчетами врачей.
...
Ночная дежурная бригада никак не может понять, почему при схватках идет небольшая децелерация сердечного ритма ребенка, которая тут же компенсируется. Смотрят УЗИ - обвития нет. Помогают мне найти удобную позицию. Лежа - переживать схватки больнее всего. Проф дежурной бригады советует мне попробовать стоять на коленях, опираясь на поднятое изголовье кровати. Так намного легче. Каждую схватку думаю только о расслаблении, так быстрее происходит раскрытие. Приходят акушерки - одна опытная, а вторая - совсем молоденькая. Не знаю, почему из всех рожающих опытная выбирает именно меня. Как я узнаю потом - Кварта - решительная и веселая, а для молоденькой Кьяры - это первые роды, которые она принимала полностью.
Сосредотачиваюсь на процессе, думаю, что схватки еще недостаточно сильны, жду худшего, а они переводят меня в родзал. Спрашиваю про эпидуральную анальгезию, но они все тянут, говорят, что я отлично справляюсь сама, а эпидуральная замедлит процесс. Приходит профессор со свитой студентов и интернов. Он абсолютно безэмоционален, меланхоличен, дает полчаса, после чего - кесарево. Роми никак не хочет повернуться правильно. Как только он выходит, Кварта говорит: "барон вышел.. никакого кесарева, мы сейчас ее перевернем". Помогает, держит меня на руках, кладет на бок. Я ужасно сосредоточена, никаких криков, никаких слез, только то, что говорят акушерки и дыхание. Они говорят мне "ты молодчина, все бы так", а я отвечаю, что "с этой подводной лодки выход только один" и мы все втроем смеемся. Когда профессор возвращается, все готово. Кварта говорит: "ты напоминаешь мне Пеппи Длинный Чулок" и мне становится тепло внутри. Так меня в детстве звал папа. Профессор смотрит за процессом без эмоций, и только дает указания, а я думаю, что в его голове происходит большая работа - решения, указания, ответственность за две жизни.
Вся большая команда смеется: "вы - русские - по-настоящему железные люди".
Упоры для ног совсем неудобные, и акушерки и интерны подставляют плечи, чтобы я могла упереться в них. Приходят неонатологи.
Присутствие Дж. для меня было очень важно, он помогает наклонять мою голову, но важно именно ощущение его рядом. Словно добавляет мне сил.
Роми рождается быстро, даже несмотря на свою любимую руку, которую она никак не хотела отпускать, и которая и провоцировала децелерации.
...
- Кварта, это правда, что, когда воды отошли заранее, рожать больнее?
Она пожимает плечами, смотрит на меня, чтобы понять, почему я спрашиваю, и потом говорит "да", тихо, чтобы не напугать.
...
Восемь часов терпения и работы. Апгар 9. Мы с малышкой - отличная команда.
...
В римском госпитале Умберто Примо всё ужасно старое, никаких изяществ, только самое необходимое. Зато это университетская клиника и ведущие профессора, опыт и самый современны TIN - интенсивная неонатальная терапия. При мне там родился мальчик на 24 неделе. Они гордятся детишками, рожденными у них так рано, но растущими нормально.
О чудесном утре, в котором мир становится тихим-тихим, удивительно спокойным, безмолвным и белоснежным. Италия под снегом удивительно прекрасна. Жизнь останавливается, переулки оказываются засыпаны ровным слоем белоснежного пушистого полотна, на которое никто не выходит. И можно отследить кошачьи следы на крышах.
